В детстве, помнится, завидовала двум умениям – читать на ртутном градуснике
температуру и еще стряхивать этот самый градусник с целью обнуления – ни то, ни
другое не давалось мне, несмотря на все мое усердие и желание – последнее,
впрочем, было тайным. И, конечно же, на плановом осмотре в детском лагере, дети
поставьте градусники, дети какая у вас температура, сейчас все подойдут к Марии
Павловне и скажут температуру, как же, скажут, расскажут.
С тех пор все несколько поменялось, градусник читаю я как раскрытую книгу – а
если б и не могла, то who cares? – но некоторое опасливое отношение к данному
предмету сохранилось, достаю его всегда бережно, двумя пальцами, и, стряхивая
залихватски не в меру вытянувшийся столбик, давлю в душе тихий шепот
«вдруг-не-получится».
Еще я долго не могла разобраться со стрелками часов – непонятно было, какое они
имеют отношение к строгим лаконичным цифрам электронных часов – тут-то все было
ясно и просто, потому цифры люблю до сих пор, в них есть порядок,
несвойственный буквам.
С часами, правда, был еще и восторг от механизма, и от рубинов в нем –
самовоспитание на Трех мушкетерах и прочих шерлоках давало знать, я долго
носилась с планом выковырять рубины из какого-то позабытого механизма, с тем,
чтобы… чтобы? Не помню.
Озноб, мазь Звездочка и кислое питье в постель, – вечно ты без шапки бегаешь,
ворчит мама, точь-в-точь как тогда, только теперь по телефону, - заставляют
маятник детства качнуться, перед глазами крутится стеклянный шар, в котором
ледяная горка зимой, и шуба, подпоясанная ремнем; и план, что делать в случае
ядерной войны, составленный одной бессонной ночью; и лучше книжки вечером
ничего быть не может, и где-то там в этом шаре есть и я.
В это все полезно вглядываться, чтобы не заблудиться под одеялом реальности и
не потерять себя – потому что, знаете, это так распространено сейчас, я вот
постоянно натыкаюсь на чужих себя, позабытых, запыленных, полуживых – так и
хочется стукнуть владельцам в окошко и сунуть пакетик, на, мол, твое, потерял.
Так ведь не возьмут, поди?
В детстве, помнится, завидовала двум умениям – читать на ртутном градуснике
температуру и еще стряхивать этот самый градусник с целью обнуления – ни то, ни
другое не давалось мне, несмотря на все мое усердие и желание – последнее,
впрочем, было тайным. И, конечно же, на плановом осмотре в детском лагере, дети
поставьте градусники, дети какая у вас температура, сейчас все подойдут к Марии
Павловне и скажут температуру, как же, скажут, расскажут.
С тех пор все несколько поменялось, градусник читаю я как раскрытую книгу – а если б и не могла, то who cares? – но некоторое опасливое отношение к данному предмету сохранилось, достаю его всегда бережно, двумя пальцами, и, стряхивая залихватски не в меру вытянувшийся столбик, давлю в душе тихий шепот «вдруг-не-получится».
С тех пор все несколько поменялось, градусник читаю я как раскрытую книгу – а если б и не могла, то who cares? – но некоторое опасливое отношение к данному предмету сохранилось, достаю его всегда бережно, двумя пальцами, и, стряхивая залихватски не в меру вытянувшийся столбик, давлю в душе тихий шепот «вдруг-не-получится».
Еще я долго не могла разобраться со стрелками часов – непонятно было, какое они имеют отношение к строгим лаконичным цифрам электронных часов – тут-то все было ясно и просто, потому цифры люблю до сих пор, в них есть порядок, несвойственный буквам.
С часами, правда, был еще и восторг от механизма, и от рубинов в нем – самовоспитание на Трех мушкетерах и прочих шерлоках давало знать, я долго носилась с планом выковырять рубины из какого-то позабытого механизма, с тем, чтобы… чтобы? Не помню.
Озноб, мазь Звездочка и кислое питье в постель, – вечно ты без шапки бегаешь, ворчит мама, точь-в-точь как тогда, только теперь по телефону, - заставляют маятник детства качнуться, перед глазами крутится стеклянный шар, в котором ледяная горка зимой, и шуба, подпоясанная ремнем; и план, что делать в случае ядерной войны, составленный одной бессонной ночью; и лучше книжки вечером ничего быть не может, и где-то там в этом шаре есть и я.
В это все полезно вглядываться, чтобы не заблудиться под одеялом реальности и не потерять себя – потому что, знаете, это так распространено сейчас, я вот постоянно натыкаюсь на чужих себя, позабытых, запыленных, полуживых – так и хочется стукнуть владельцам в окошко и сунуть пакетик, на, мол, твое, потерял.
Так ведь не возьмут, поди?
Комментариев нет:
Отправить комментарий