Шабадуба

Иногда, в редкие моменты удачной комбинации полстакана белого, электронного трэка в айподе, пол-девятого-он-не-позвонил, осеняет меня некое странное Знание – и в такие минуты я точно знаю, что и зачем, и восторг Знания распирает меня, но оно, это Знание, настолько огромно, настолько прекрасно огромно, что при любых попытках рассказать о нем из груди моей вырывается только тоненький писк, вот такой – пи ииииииииииааааааа

аааа

а

 - А ты знаешь, что Люцифер был ангелом?

- Да? - Маша закашлялась.

- Имя его переводится как светоносный. Он был сыном бога. Самым любимым. Самым талантливым. Таким талантливым, что он не мог не гордиться, - Лидию Андреевну было не остановить.

Машу категорически не интересовала речь Лидии Андреевны. Маша болела уже четвертый день, приятной затяжной простудой, когда нельзя ходить в школу, но можно валяться в постели с грудой книжек, делая редкие вылазки на кухню за чаем и бутербродами с вареньем. Машу не интересовало мнение Лидии Андреевны, лечащего врача из поликлиники. Но Лидия Андреевна случайно углядела в груде книг у кровати книжку Трон Люцифера и теперь пересказывала Маше то, что она и так сама знала.

- Лидия Андреевна, - Маша запнулась.

- Да-да? – рассеянно отозвалась Лидия Андреевна. Она внимательно вглядывалась в бликующий градусник.

- А что случилось с другими?

- С кем другими?

- Ну, с другими.. что случилось?

- Погоди…., - Лидия Андреевна наконец повернулась к Маше. – Ты про что?

- Сыновья бога… что случилось с другими сыновьями бога? – терпеливо повторила она. – Люцифер упал на землю. А что с его братьями?

- А почему ты решила, что у него были братья? – удивилась Лидия Андреевна.

Маша не ответила и натянула одеяло поближе к подбородку. Лидия Андреевна помолчала, и решила не настаивать. Она сняла белый халат, помыла руки, упаковала свои инструменты в саквояж, вышла в коридор и одела пальто. Маша молча вышла следом.

Она стояла, прислонившись к косяку, где шли зарубки ее роста: от того года, когда ей было пять – они только переехали в эту квартиру – до нынешних 12 с половиной, стояла и молча смотрела на врача.

- Но ты все-таки полощи горло, не забывай, - сказала напоследок смущенная чем-то Лидия Андреевна. – Закроешь?

- Конечно, - Маша подошла и повернула ключ. Затем постояла, прислушиваясь к шуму лифта, развернулась и подошла к балконному окну – отсюда было видно улицу почти до остановки метро

Некоторое время Маша стояла у окна и смотрела сквозь заиндевевшее стекло на улицу, в спину уходящей врачихи. Лидия Андреевна шла тяжело, шаркая, склонившись в левую сторону. Почувствовав взгляд Машеньки, она обернулась и подняла, было робко руку, что помахать, но затем смущенно опустила ее, и зашагала дальше. Очень скоро она скрылась за поворотом.

Маша тихо засмеялась и, встав на цыпочки, долго дышала на стекло, пока на нем не протаяло окошечко. Затем она заглянула в него и, затаив дыханье, долго смотрела – пока сгустившиеся сумерки окончательно не размыли все снаружи дома.

Там, в уголке балкона, заваленного старыми тряпками, на клетке, оставшейся от улетевшего два года назад попугайчика, в неумело сплетенном гнездышке из шерстяных ниток, под одеяльцем из кусочка меха угло шкварчал и тяжело ворочался крохотный люцифер.