Быть может, если бы в тот день я вышла из дому немножечко позже, выпив на чашку кофе больше положенного, все сложилось бы по-другому.
И мою жизнь не разрубила бы надвое Фанечка, божья мышь.
Но я вышла гораздо раньше, чем требуется, и так вот случилось, что в один летний день я не вовремя приехала на встречу в малознакомый район и, от нечего делать, забрела в зоомагазинчик.
Так я впервые увидела черную мышь-песчанку.
Ее сородичи, помню, копошась, сбились в кучку, и ровным счетом ничего не было в них любопытного – обыкновенные серо-бурые мыши-песчанки. Но одна, маленькая черная мышка, угрюмая и молчаливая, сидела в уголке, в сторонке от общей толпы, и, не моргая, смотрела прямо на меня.
И я, растерявшись, купила мышь, не испугавшись того, что она не приручается, и купила ей клетку, и семечек, и ваты для гнезда. И нарекла ее Фанечкой.
Довольно быстро она привыкла ко мне и к другу моему Чизу, и не шарахалась в домик от звука наших голосов, и даже принимала из рук моих семечки, особенно полюбив подсолнух.
Фаина оказалась на редкость самостоятельным существом – она молча и деловито выстроила из предложенных ей сена, опилок и ваты вполне приятное помещеньице, где и проводила почти все свое время днем. По ночам Фаня часто сиживала на холмике из опилок, насыпанном в уголке клетки – мышь сидела столбиком, сложив лапки на груди, и смотрела куда-то вдаль и внутрь. «Медитирует», - думала я.
Мы уходили рано и возвращались поздно, и почти не разговаривали друг с другом, и тем более с мышью, и как-то раз, мучаясь угрызениями совести по поводу одиночества Фани, я попробовала подыскать ей товарку – небольшую мышку песочного цвета. Но дело не сладилось сразу: обычно мирная Фаина яростно накинулась на возможную подружку, пытаясь отгрызть ей голову, и я поняла, что мышь моя хочет жить одна. Она не очень-то общалась даже со мной – грубо выхватывала предложенные ей орешки и утаскивала в свои кладовые. Судя по деловитому шуршанию, Фанечка могла бы прожить на самообеспечении не меньше полугода – вечность с мышиной точки зрения – а потому она не слишком беспокоилась о питании.
Однако, когда первые холода только-только подползли к городу, Фанечка резко изменила стратегию. Теперь она часами сидела возле решетки, выпрашивая подачку, и, получив семечки, вопреки обыкновенью не неслась их прятать, а жадно и быстро съедала все, что я ей давала. Мышь толстела на глазах, но аппетит ее меньше не становился, скорее, наоборот.
Первое время я не особо волновалась, списывая ее пополневшую фигуру на подготовку к холодам, но прошло несколько недель, и Фанечка продолжала округляться, и еле-еле проходила в трубу, и жадно поедала семечки подсолнуха, и походка ее стала куда более неуклюжей, а в глазах засветилась невиданная нежность.
На исходе месяца ко мне подокралось подозрение, что мышь моя беременна, хотя это никак не могло случиться – не от святого духа же? Но я на всякий случай не сокращала рацион прожорливой мыши, и подкинула ей больше ваты для гнезда, и вечерами долго наблюдала за тем, как Фанечка сидит на холмике в уголке клетки и смотрит на звезды сквозь приоткрытую форточку.
Шло время, и одним вечером я достала с балкона пахучую елку и вытащила с антресоли запыленный ящик с игрушками. А той же ночью ко мне на край кровати присел худой человек в вытертых джинсах и светлой рубашке, седобородый и с веселыми глазами, загорелый и в мелких морщинках.
Он сел так тихо, что даже не разбудил Чиза – тот продолжал сопеть, уткнувшись носом в стенку.
Он взял меня за руку и
И мы говорили всю ночь, а может, и много ночей, а может и год, а может и вечность – обо всем, о кошках, о людях, о том, что дождь ему очень удался, и море, и океаны, а вот с пауками все как-то странно вышло, но ведь все мы живые, все мы живые, и любит он наши огоньки, и целует их нежно…
Мы говорили, но я ровно ничего не помню из нашего разговора, кроме последнего моего вопроса, который я все хотела задать, но стеснялась.
- Боже, - спросила я. – Но почему мышь?
Он пожал плечами и рассмеялся:
- Она просила, и дано было ей.
И я проснулась.
****
На исходе вечера, когда в небе робко засветилась первая тихая звезда, Фанечка родила мышонка, ушастого солнечно-белого мышонка с синими глазами.
Он лежал, свернувшись клубочком, крохотный, маленький и такой совершенный.
От клетки шло сияние, как будто в уголке комнаты спрятался осколочек луны – бледный, мерцающий свет обволакивал стены полупрозрачным дымом. А мир снаружи дремал, накрытый снежным одеялом, не зная, что очень скоро его вновь вывернут наизнанку, как две тысячи лет назад.
В окно постучали. Я выглянула: на карнизе, грызя семечки и свесив ноги вниз, терпеливо ждали своей очереди бородатые волхвы. Снежинки падали к ним на плечи, они смеялись и тихо толкали друг друга локтями. Крайний, седой и старый, с коричневым лицом в глубоких морщинах, молча курил трубку. Сверху равнодушно светили наглые, великолепные звезды.
И я открыла форточку, и я впустила волхвов, и я вымыла им ноги, а потом пошла спать, постелив им в гостиной.
Светало, а утром мне надо было идти на работу.
Комментариев нет:
Отправить комментарий