Не надо верить почте

Она всегда была очень осторожной, а потому отдаваться ему она решила по кусочкам, не спеша, не торопясь, обстоятельно и с толком – чтобы было время подумать.

Каждый день, к девяти утра, шла на почту и отправляла в конверте по давно выученному наизусть адресу что-нибудь очень личное, оторванное с любовью и некоторой душевной болью. Завертывала в тонкую плотную бумагу, обвязывала ленточкой, взвешивала, платила, шла домой или по делам, всякий раз немного переживая – дойдет ли? Не подмокнет по дороге? Не затеряется?

Приемщицы ей улыбались.

По вечерам созванивалась, уточняла, что пришло, вписывала в специальный блокнот, вела учет.

Она утончилась, очень похудела, несколько раз ее не замечали в метро и били дверью – и в кафе официанты долго несли заказ, а то и вовсе забывали про нее. Выглядела вместе с тем прекрасно – юно и свежо – просто как-то очень прозрачно. Много думала, мысли были тяжелые и просвечивались сквозь кожу, и некоторые наблюдательные люди приостанавливались на улице, смотрели ей вслед. Качали головой, шли дальше по своим делам.

Одним утром на почте ей стало нехорошо – там так душно, на почте – и она присела в уголке на табуретку,  а приемщицы потом по случайности положили ее в картонный ящик и упаковали, а потом так и отправили, только по какому-то совсем другому адресу, а там получатель сразу сказал – не моя посылка, какая-то ошибка, и отправил ее обратно, только на почте снова перепутали, и отправили ее и еще куда-то, и там тоже посылка куда-то не туда пошла, вся в штампах коробка, вся в перечеркнутых адресах, перемещается между почтовыми отделениями по траектории непредсказуемой, все почтальоны про нее знают, никто уже и носить не хочет, но ведь работа идет, посылку нужно доставить, никто ведь и не знает про ошибку, про то, что где-то там кто-то очень ее ждет, потому что у него в руках только несколько ее кусочков, а ведь нужна она вся, полностью, от и до, целиком.

Тебе не кажутся кролики

только что в Кельне, в центральном районе, видела на газоне двух бурых диких кроликов - паслись себе в кустах при лунном свете, щипали травку, наслаждались моционом. Посмотрели на меня строго и свысока - а я, я чуть не прыгала от радости - потому что кролики в Кельне, ночью, при луне - да и другие поводы для радости у меня были, но промолчим.

я их даже сфотографировала. но, по зрелому размышлению, решила фотографии не выставлять, поскольку не хочу раскрывать месторасположение лужайки - да и как-то такая эта штука, такая, такая, к чему фотографии, я и так этих кроликов помню.

иногда с некоторым ужасом понимаю, что на самом деле я помню все - и когда пробьет некий час (или тренькнет, или просто тихо звякнет, кто знает) - то все эти картинки всплывут в памяти, нахлынут невероятной многоцветности калейдоскопом, и я буду задыхаться от радости-ужаса-счастья-стыда, глядя на свою жизнь. похожее чувство, бледный оттиск, словился в 17 лет, когда в больнице кололи морфий.

внешне открытый этот пост - до мяса вроде как открытый - на самом деле не открывает ничего, что не хотелось бы показать, хотя и является чистой правдой, от начала и до конца впрочем

Носильщик мисс Дитрих

Носильщик мисс Дитрих редко исполнял свои функции более раза в день, большую часть рабочего времени он переносил других женщин,  с каждым годом все дороже оценивая свои услуги. Подумать страшно, за сто метров он запрашивал сумму, за которую иные с радостью прошли бы километра два, а то и три.  От клиенток все равно не было отбоя, и не потому, что он был хорош – (а он был!), а потому, что его услугами пользовалась сама мисс Дитрих. Женщины, самых разных мастей, юные, старые, хорошенькие и страшные, с резким мускусным запахом и сиренью ароматные, безумно богатые и почти нищие – все, все мечтали, чтобы их поносил на плече носильщик самой мисс Дитрих. Многие мужчины тоже были бы не прочь, но он не работал с мужчинами. Мисс Дитрих любила, чтобы он переносил ее из ванной в спальню. Она как-то обронила, что может заснуть только после его рук, и он немало этим гордился, хотя никогда бы не признался в этом даже  самому себе. Он прибывал к ней поздно вечером, на лаковом неновом лимузине, черно-бело нарядный в своем форменном фраке. Спокойно заходил в дом, минуя по-собачьи дружелюбного швейцара. Поднимался по лестнице на последний этаж. Останавливался у дверей ванной комнаты. Стучал и после негромкого «entre» входил вовнутрь. Бережно, но уверенно сажал мисс Дитрих, закутанную в халат, на свое плечо. И нес вниз, в спальню, где аккуратно укладывал в приготовленную постель. Укрывал одеялом, закрывал за собой дверь и быстро спускался вниз по лестнице, обходясь без пошлого насвистывания. Он никогда не брал с нее денег. Ведь это была сама мисс Дитрих.